Незнакомец не хотел разговаривать. Точнее, не хотел разговаривать по-взрослому. Бесстрашие молодости затмило его глаза и душу. Он был полностью поглощён театром войны и тщеславия в своей голове. Он смеялся в лицо Тома и делал одно за другим движения, понуждающие к драке. Пегий не хотел заражаться этими импульсами, но юный жеребец начинал выводить его из себя всё сильнее. Он считал себя выше по возможностям и сильнее физически. Считал пегого глупым стариком-неудачником. Выслушивая каурого, Том заложил уши и предупреждающе хлестнул себя хвостом по боку. Незнакомец закружился вокруг него и начал истошно выкрикивать какую-то чушь по поводу своей королевы и новой крови. «Серьёзно?» Том громко рассмеялся в ответ. Этот смех был недобрый и крайне неприятный на слух. В отличие от молодого жеребца, пегий не боялся, когда противник заходил ему за спину. Золотые глаза его полыхнули. Из груди послышалось грозное клокотание.
Если это создание не понимало ничего, кроме жёсткой физической силы, оно её получит. Незнакомец встал на дыбы, издав громогласный рёв.
- Хочешь веселья, получай!
В этот момент Том сделал движение, напоминающее быка. Упершись задними ногами в землю, он округлил шею, опустил голову, приподнялся на передних ногах и таранящим движением врезался в живот наглеца. Это как минимум должно было вывести его из равновесия. При падении светлая шкурка должна была как следует измазаться об таявший и уже далеко не кристально чистый снег. Солнце зашло, сверху не грело, поэтому остатки зимней роскоши могли как следует остудить обезумевшего коня. В душе было желание как следует врезать копытами оппоненту по голове. Его растянувшееся по земле тело к этому максимально располагало. Но при всём своём разбушевавшемся гневе Том не был убийцей. Издав озлобленное рычание, он отпрыгнул от жеребца и встал в боевую стойку.
- Моё пребывание здесь не угодно только одной кобыле, которую ты без остановки называешь своей королевой. - начал он свою речь на повышенных тонах. Вторая из них - чужак, и будь я таким же наглым как ты, то уже давно выгнал бы её отсюда взашеи. Эти земли - моя территория. И меня совершенно не волнует, кого не устраивает моё присутствие здесь. И если ты сейчас не утихомиришься, будешь драться со мной до смерти или навсегда забудешь дорогу в этот край. - Том со злостью копнул землю и издал демоническое ржание. Церемониться он больше был не намерен.
До его уха донеслось дыхание третьей лошади. Тем не менее, Том продолжал жечь взглядом каурого незнакомца. С ним дела ещё не дошли до своего завершения. Краем глаза пегий увидел движущуюся тень. Вороная кобыла выплыла из леса. «Пришла вставить свои пять копеек». Не долго думая, она взяла курс на Тома. Шередан возымела наглость подойти к нему на непозволительно близкое расстояние. Так тесно рядом с ней он не оказывался ещё ни разу в жизни. Они стояли друг другу лоб в лоб, преисполенные взаимной ненавистью. Что может быть прекраснее.
– Тебе же все-таки пора проваливать.
Из груди Тома послышался хрипящий смех. Его глаза снова сверкнули недобрым огнём, и он врезался своей головой в голову Шередан, отталкивая её от себя. Кобыла парировала. Вскинув голову, она постаралась как можно сильнее ткнуться в него своим носом.
Теперь перед пегим стояли два противника. Оба переполненные к нему самыми недобрыми чувствами. Том в свою очередь не желал зла ни одному из них. Но столь очевидно выставленные против него «шпаги» заставляли принять не только оборонительную позицию, но и показать, что отступать он совершенно не намерен.
- Ну что, за королеву?! - Пропустив слова Шередан, Том обращался к каурому незнакомцу.
Никто не смеет брать его на слабо. И если этот юный жеребец столь настырно решил заварить эту кашу, пусть вкушает её до самого дна. Том опустил голову к земле, исподлобья глядя на соперника. Пегий, наполненный решимостью, копнул передней ногой землю.

В жадно впитывающие страсть клеточки всего тела проникала нервозность мужчин, преумножая внутреннюю неконтролируемую истерию. Густота сумерек плотно и безжалостно растлила ночь, оставляя лишь спасательно мерцающие глаза нескольких лошадей. Снимали бы тут фильм – вовсе это был бы не ужастик. Дешевая драма с некоторыми актерами-неумехами. Шередан зачарованно ловила напряжение каждого мускула каурого, склоняя голову направо, и совершенно бездумно позволяя себе отвлекаться на такие вещички. К реальности воззвал рык Тома, с нотками безумия поразивший ни в чем невиноватое поле. - Ну что, за королеву?! Вороная нахмурилась от чересчур едкого замечания по поводу ее персоны, и, словно перерождающийся феникс, из чертога эмоций возродился очередной из сожительствующих в этой кобыле разум. Шер будто обдали кипятком – затуманенный от ярости или еще чего взгляд Тома пришелся не по вкусу. Даже для отшибленной королевы этот был слишком неконтролируемым. Странная энергия пегого призвала глубокого зарытые неприятные воспоминания. Шередан никогда не показывала признание кого-то лучшим, чем она, даже если очевидность проигрыша Шерри зашкаливала. Будь то даже соревнование в неадекватности, первое место всегда присуждалось вороной. К чему же воспоминания, да к тому, что где-то потемках души она побаивалась этого жеребца. И если у Даны проскальзывали нотки себя – им круглосуточно правил бес. И бес этот, под именем Томас, стремительно ворвался в пышную жизнь Шередан, отчаянно не желая из нее исчезать. Кобыла смущенно отвела взгляд, позволяя умной мысли прорезаться и обрамить себя для понимания. Он не просто так здесь находился все это время.. Казалось, что рот Шер вот-вот раскроется в осознании такой простоты происходящего вокруг. Откровение ли это для нее – да, жеребец обозначил себя на Закатных землях не из-за охоты повздорить с арабкой, подпитаться негативными эмоциями. Причина оказалась серьезней и грандиозней, только есть ли еще время ее выискивать в черных и липких, как тягучая горячая смола, недрах мозгового центра пегого жеребца? Дана кинула боязливый взгляд на Тома, и ей показалось, что время на секунду остановилось, давая Шередан секундную передышку и возможность сделать еще хоть что-то; всколыхнувшаяся грива Тома замерла со слетающими с нее капельками грязи, клубы пара из его ноздрей застыли вокруг морды, Шер моргнула и все продолжилось в бешеном ритме. Она попыталась увидеть в пегом то, что он хочет. Но аналитик умер в Шередан еще в утробе, она всегда спрашивала напрямую, и сама не говорила загадками, поэтому каждая личность была для нее закрытой книгой, и Том не исключение. Опираться на выводы прошлого общения с ним вороная не могла – она ничего не помнила о пегом. Помнила лишь далеко не радужные эмоции, сопровождающие их общение.
Засевшее внутри напряжение перехватил на себя Ламель, по-спартански взревев воодушевляющий клич, словно собираясь вести за собой целую армию. - Ну, раз грязь не миновать, можно и насмерть... С дороги, Миледи! Шередан от неожиданности попятилась назад, отдаляясь от чертова Тома, и стала свидетельницей глухого мощного удара каурого о пегого. Вороная хотела помочь молодому жеребчику, но лезть в уже конкретную тестостероновую драку не хотелось. Шансов у Ламеля больше – молодой, крепкий и желающий угодить Шередан. От суматохи кобыла растерялась, в какой-то момент почувствовав себя уязвимой и одинокой. Она не знала, за что хвататься, как скоро Том планирует осуществить свои планы, все будто утекало сквозь пальцы, вот прямо сейчас, в этот момент. Так часто она играла в судью, что и сама подсудимой стала.
И все же сидеть сложа руки нельзя. Взмахнув головой, Шер подошла к потасовке ближе, подбирая слова, чтобы не задеть самолюбие каурого, но и остановить его. Сердце по-отечески заболело от представления жуткого будущего территорий и оставлять свое дитя Шередан не решилась бы никогда в жизни. – Мне кажется с вас хватит! Рявкнула Шер, переминаясь с ноги на ногу, но все еще сохраняя физический нейтралитет. И пусть Ламель только попробует обидеться – все, что надо, он уже отлично показал. Но к молчанию бурлящий котлован эмоций призвать не мог: – Том, я спрашиваю еще раз: что тебе нужно? Отчаянно взвыла Шер, не желая снова переживать приливы испуга. Она крутилась около сцепившихся жеребцов, теряя всякий контроль над ситуацией.

Глаза налились дурманящей пеленой ярости, ноздри раздуты до максимальных пределов, тело разрывалось от напряжения. Казалось, что время остановилось. Ламель оценил плоды своего удара, увидев бороздящего землю Тома, но удовлетворения не было. Вкус битвы вызывал неутолимый голод, что разгорался с каждой секундой в жилах каурого. Получив сдачу задними ногами, Ламель оскалился, судорожно встряхнувшись и подавляя мысли о болевых ощущениях. Высоко задирая голову и пышно изогнув шею, он напирал на пегого кроткими но уверенными шагами, нервно выдыхая объемные клубы разгоряченного дыма, что в прохладной предрассветице туманили пространство.
Ламель замечал эту отравляющую химию между Шередан и Томом, он видел их тесное и бескомпромиссное прошлое, которое по сей день задевало обоих и являлось поводом для всего этого цирка, в котором Лама стал невольной игрушкой между двух огней.
– Мне кажется с вас хватит! - завопила вороная, пытаясь усмирить свою запущенную игру. Ламель едва заметно усмехнулся, но проигнорировал слова вожачки. А что ты ожидала, милая?
В кауром жеребце уже разгорелось дело принципа, отстоять себя как самца на данном клочке земли. И все постепенно перешло уже не в приказ, а в личный мотив Ламеля. Трудно, весьма трудно уже было наступать на горло собственному эгоизму, дабы не потерять свою основную роль, которую он изначально начал играть для Шередан.
Не сводя искрящего взгляда с Тома, он настойчиво подходил все плотнее к нему, словно бронированный танк. Он напирал настолько нагло, пытаясь заставить его пятиться. При каждом шаге Лама сопровождал свое действие взмахом копыта, разрезая пространство перед собой, словно отгоняя от себя назойливую муху в лице пегого коня. Он пытался увести его дальше от Шер, чтобы остаться наедине, дабы пегому ничто не мешало концентрироваться только на нем. Можно счесть это жестом заботы... Или же знаменем того, что каурый желает честного боя.
- Я вернулся за тобой, - промолвил пятнистый, от чего Лама навострил уши, прокручивая в голове смысл данной фразы. Казалось, что Ламель уже потерял связующий смысл происходящего. Кто же они друг другу? Сощурив глаза, Ламель внимательно вгляделся в пегого коня, остановив свой натиск.

Отредактировано Ламель (24-06-2018 13:04:36)

Страх. Том чувствовал его терпкий вкус в воздухе. Лошади были переполнены самоуверенностью и самолюбием, но замаскировать это предательское чувство не могли. Пегий чувствовал от этого некоторое удовлетворение. Несмотря на то, что он был в меньшинстве, его оппоненты все равно были обескуражены. Он ставил их в тупик и прерывал ход их мыслей одним своим словом. Разгоряченные Шередан и Ламель пытались унять в своих головах взметнувшийся хаос. Том видел неуемную карусель скомканных мыслей в глазах вороной арабки. Она пыталась как можно скорее совладать с собой и придумать очередную острую фразу. С толку её сбивали воинственные телодвижения жеребцов.
Ламель продолжил атаку, Том оборонялся. Приняв грудью всю немалую массу молодого жеребца, пегий кусал его за шею и упирался задними ногами в землю, выказывая сопротивление. Уступать Том не собирался. Это его земля и его права быть здесь, и какой-то пришелец был не в силах вытолкать его отсюда только потому, что он этого внезапно захотел. И даже не осознавал мотивацию своих действий. Выкрутившись из-под массы Ламеля, более гибкий и проворный Том приготовился к очередной волне натиска. Сколько времени он потратит на эту возню, ему было все равно. Он никуда не спешил. Услышав, наконец, голос Шередан, он рассмеялся её первой фразе.
- Эти земли столько же твои, сколько и мои, детка. Так что засунь своё эго себе в одно место.
Шередан как одноизвилистая дура продолжала плевать в Тома своими условиями. Идти на компромисс она не умела. Всю жизнь эта кобыла действовала только по одному сценарию, и менять тактику действий в её возрасте было уже, видимо, поздно. Каждое её новое предложение выводила Тома из себя. Он приходил в бешенство и был готов броситься на Шередан, чтобы нанести ей сокрушительный удар по черепной коробке. Но это было слишком просто. Он не мог дать ей возможность уйти так легко и просто. Пусть страдает. Каждый день. Каждую минуту. Она этого заслужила.
Раздраженно фыркнув, пегий снова переключился на каурого противника. Он резал копытами воздух и от одного из таких ударов Том не сумел увернуться. В следующую секунду он почувствовал режущую боль на грудных мышцах. Не страшно. Взметнувшись вверх, он также наградил соперника ударом передних ног. Но внезапно бой прекратился. Ламель остановился как вкопанный. Теперь он пронзительно смотрел на Тома. Пегий жеребец не понял, почему атака внезапно прекратилась. Оставшись от Ламеля на расстоянии в несколько прыжков, пегий, прижав уши, снова обратился к кобыле.
- Я не принимаю твоих условий. Прошло то золотое для тебя время, Шередан, когда я клал свою голову на твой алтарь. - потянув мышцы, Том, выдохнул и высоко держа голову, медленно, кошачьей походкой двинулся на вороную арабку. - Будучи твоим покровителем, я понял, что это неблагодарное дело и разрушил эфемерный храм. - Он уже почти вплотную подошёл к Шередан и продолжал своё давление, будто бы не замечая сократившегося между ними расстояния. - Я принадлежу Табуну Духа Заката по тому же праву, по какому он принадлежит и мне. - Почти упершись в арабку распоротой грудью, жеребец опустил на неё глаза. - Не только от тебя зависит судьба наших лошадей. Я даю тебе выбор: назначить меня главным жеребцом или убить. Других условий я не принимаю.
Глаза Тома полыхали. Адреналин от борьбы с Ламелем до сих пор бурлил в его крови. Этот юнец нанёс ему телесные повреждения. Это было оскорбительно. С другой стороны, пегому было не привыкать получать за Шередан любые физические наказания. Он долго прожил в качестве её щита, научившись быть стойким к натиску любого рода. В бою сталь только закаляется. И чем больше ударов по жизни получал Том, тем сильнее становился. Его тело было испещрено разнообразными шрамами, к которым прибавилась рваная рана от Ламеля. Теперь этот избалованный увалень мог гордиться собой. Но до поры.

- Эти земли столько же твои, сколько и мои, детка. Так что засунь своё эго себе в одно место. Кобыла хмыкнула и поджала губы, будучи недовольной слишком грубой фразой. Ситуация начинала спадать со своего пика, когда Шер была готова разорвать Тома, - эмоциональные потрясения давались с возрастом сложней, и, когда пьянящий страх отпустил и Дана увидела в Ламеле настоящего защитника, тело и ум расслабились до такой степени, что перехотелось абсолютно всего. Каурый же поймал свою какую-то счастливую птицу за хвост, и наносил Тому один удар за другим. В этот раз увечье было сильным, и из груди пегого вырвалась густая кровь. Вороная сделала пару шагов назад и маленькие копытца застучали о валяющиеся камни. Жеребцы внезапно остановились перед друг другом, и Шер на секунду показалось, что их мимолетный зрительный контакт сейчас приведет к ситуации «а че мы делим-то вообще? Давай против нее». По телу пробежал мгновенный жар, но панике не суждено было развиться из-за оккультных и философских мыслей Тома: - Я не принимаю твоих условий. Прошло то золотое для тебя время, Шередан, когда я клал свою голову на твой алтарь. Вожачка развеселилась этим душе трепещущим отсылкам в прошлое и издевательски топнула правой передней ногой в сторону Тома. – Если ты рискнул положить ее, делай это до конца.
Пегий бросил каурого и направился бороздить личное пространство Шерри. Она сразу прижала голову к шее и отвела нос влево, выпячивая лоб навстречу нетерпимому коню. Дана не совсем поняла, что Том имел ввиду еще одной сопутствующей фразой, - ей было сейчас не до этого, но следующая была вполне поверхностна и доступна: - Я принадлежу Табуну Духа Заката по тому же праву, по какому он принадлежит и мне. Вороная вздернулась от вопиющего хамства, и пегий с разящим за километр запахом крови подобрался совсем близко, чуть ли не пачкая ее шкурку своим материалом.
Напряжение снова вошло в пике, совершая такие пируэты американских горок, что ноздри раздувались с неимоверной скоростью; Шередан дышала так часто, будто делала Тому искусственное дыхание. Том не желал останавливаться, ему было, что сказать, и Шер взаправду не понимала, что он хочет. Для нее все и всегда стояли на задворках, позади нее, и чтобы так откровенно качали права по поводу ее территорий – это впервые. - Не только от тебя зависит судьба наших лошадей. Я даю тебе выбор: назначить меня главным жеребцом или убить. Других условий я не принимаю. Дана с размаху врезалась в лоб Тома, бодая его словно баран и пытаясь сдвинуть со своего места. Но это же жеребец – он преспокойно стоял не шелохнувшись, и попытки противоборства кобылы со стороны были, наверное, жалкими. – И что же ты будешь делать, будучи главным жеребцом? Рассмеялась кобыла, резко, ударившись носом о храп Тома, вырвала свою голову из-под его натиска. Давно они не стояли так близко, но прежних чувств это не вызывало. Что и правда, от любви до ненависти – один шаг.
- Значит умрешь. Полагаю, ты потерял право что-либо требовать. Вороная повела правым ухом, а затем повернулась на Ламеля, не совсем понимая его наглости в принятии важных решений. Каурый чуть ли не запрыгнул на низкого Тома, и потолкал его в сторону, что, конечно, получилось лучше, чем у арабки. Пегий получал все больше и больше остервененных ударов, и Шер решила прекратить бесконтрольную бойню. Кобыла в две проскачки добралась до жеребцов, и, подкинув зад в сторону каурого, отогнала его и без того плохого физически Тома. – Возьми себя в руки. Прошипела она своему подопечному, прижимая на него уши. Надо было приструнить этого задиру, все-таки заставляя подчиняться. – Мы еще не договорили. Обратилась к жеребчику Дана, оборачиваясь на Тома. Как побитая собака. Нахмурилась Шередан, стоя теперь между Ламелем и Томом. – Так и что же ты можешь предложить в качестве главного жеребца? Покорность, подчинение, какие-то планы по развитию табуна? Арабка все давала и давала ему какие-то шансы прогнуться под нее, ей почему-то не хотелось его убивать, хотелось предоставить ему право на жизнь и получить большее удовлетворение от того, что она будет распоряжаться его судьбой еще долго. Переведя дух, Шередан развернулась спиной к Тому и подошла к каурому, который, как было видно по играющим мышцам, еле сдерживал себя. Она слегка прикусила его за бок шеи, создавая физический контакт, чтобы укрепить отношения и сбавить его обороты, прибегнув к таким женским уловкам. Теперь Шер стояла слева от Ламеля, соприкасаясь с ним боками и внимательно наблюдая за Томом. У нее было предчувствие, что они с каурым смогут создать неплохой тандем правителей и приручить пегого. Эти прения разразились на слишком долгое время, и вскоре они могли бы надоесть кому-нибудь из жеребцов, тогда уже пиши-пропало. Из-за леса поднялось утреннее солнце, освещающее зияющую раму на теле одного из бойцов. Кобыла спокойно стояла и со скрипом сердца надеялась, что ответ Тома ее устроит и ей не придется перешагивать через себя и лишать его самого ценного.

С небольшого пригорка сбежало что-то мерцающее, практически докрасна раскалённое и неизменно беспокойное; зазвенели и затрещали проклятущие прутья пушистых кустарников, шумно отплевывалась свежая зелёная листва под копытами какой-то полуслепой лошадки, ринувшейся прямо в гущи отцветающих ракитников. Испуганный возглас взвился в воздух желтоперой иволгой, яркой и пёстрой, точно горстка конфетти — это явно не было запланированным происшествием.
«Реакция явно меня подводит, — умозаключила кобыла, голос, который говорил в игрушечной коробочке её мыслей, звучал по-деловому серьезно. Гостья словно подводила черту под каким-то своим случайным экспериментом. — И зрение, к сожалению, тоже». Вахта оглядела себя на предмет различных ссадин и ушибов, и, закончив, облегчённо выдохнула. Ей удалось не просто отделаться малым, но выйти из глупой переделки совершенно сухой и во всех смыслах кристально чистой. Не рассчитавшую скорость кобылу, продолжающую считать на скаку каких-то своих воображаемых ворон, занесло прямо западню кусачих ветвей. Столь близкое и навязчивое знакомство с местной флорой случайно затесалось списке её дневных дел.
Вахтанга помедлив, пятясь, покидала свою западню, вновь поднимая шорох негодования; в носу защипало кислым травянистым запахом — похоже она надломила и потоптала парочку стеблей… или не «парочку», грубо говоря. «Надеюсь, никто меня не видел, — с опаской подумала она, побаивайся даже осмотреться — потому что кто-то мог оказаться за её спиной в этот самый момент, кто-то, к то с вытаращенными глазами смотрел на происходящее и вежливо посмеивался кобыльей глупости. — Иначе я этого не переживу». Ей было грустно смотреть на кустарник, и она мысленно извинялась перед ним — медленно обходила заросли, с распахнутой зелёной пастью, вырезанной садовыми ножницами, опускала голову к растоптанным гущам, заводила уши назад, ведя мысленный монолог, потому что настроение сегодня имело особенное поэтичное и близкое к природе расположение.
Впрочем, не беседы с цветочками привели Вахту к границам табуна Духа Заката. Сюда её влекла прохлада, которой была напитана тёмно-голубая лента реки, и голубая практически морская несравненная ни с чем свежесть. Лошади было немного обидно и стыдно за произошедшую нелепость, и она поспешила войти в воду с целью освежиться и отвлечь себя от беспочвенных и инфантильных переживаний. Пришлось пройти немного вперёд, прежде чем кобыла нашла подходящий, пологий бережок — там, где она схватилась с кустом ракитника, вход в воду был слишком крутым для спокойного купания.
Река была не глубокой, с тёплым и мутным илистым дном. В тёмном течении невозможно было разглядеть ни кустиков водорослей, ни стаек мальков и рыб, но такая неизвестность не пугала, а лишь распаляла интерес, покуда она не чувствовала своими ногами ничего очевидно гадкого, не имеющего определённого названия. Вахтанга поймала себя на этой противоречивой мысли посмотреть на происходящее под водой, но быстро отогнала эту сомнительную идею, потому что — она твёрдо решила — с неё сегодня точно хватит глупостей. Удивительно холодная для такой погоды вода плескалась, с нечеловеческой нежностью обтекая её бока, напитывая тонкую и запылённую шкуру. Слабый ветерок раздувал мягкие прядки редкой гривы и мягко, влажно гладил её по прямой спине. Она опустила голову к беспокойной глади и сделала пару скромных глотков, и ей мгновенно стало намного лучше; в жаркое время года холодная вода воспринимается организмом в тысячу раз приятнее, чувствуется, как холод обдаёт глотку распространяется словно некое наркотическое вещество.
Ветер принёс ей неуловимый запах чьего-то присутствия, и она поспешила выбраться из воды, но внезапно прикосновение «чего-то странного», склизкого и не имеющего названия к задней ноге, ввергло скаковую лошадку в панику, и она несколькими мощными трусливыми скачками достигла твёрдой земли, рассекая воду узкой грудью на точно профессиональный пловец. Вода зашумела, поднялась бурными кудряшками волн, в воздух взмыла встревоженная стайка воробьев, мирно покачивающаяся на ветках прибрежной сирени — и вдруг улеглось, замолчала вновь природа. Запах закатных лошадей всё ещё щекотал ни в чём неповинный нос. Она отряхнулась, позволила сердцу унять беспокойные трепыхания и гневно, пожалуй, слишком громко выругалась: — Чтобы я ещё раз полезла в эту вонючую воду!
Вода не воняла совершенно, да и залезть обратно в прохладное течение всё-таки хотелось неизменно сильно, — солнце мгновенно высушивало её шкурку как дряблый коврик — просто Вахтанге казалось, что таким образом, открыто изливая свои порывистые ощущения, она сможет снять гудевшее в мышцах ног и груди напряжение. Недалеко от неё темнели несколько знакомых фигур, которые она никак не могла точно разобрать из-за неправдоподобно яркого дневного света, но если бы в воздухе явно ощущалось присутствие кого-то… пришлого, она бы без колебания вернулась в глубь закатных земель. Сейчас, чувствуя основательно закатный дух, Вахта не видела основания спешно покидать территории, но случись ей вдруг разобрать мордочки тех, кто миловался у самой кромки реки чуть поодаль, кобыла бы мгновенно метнулась прочь, ведь там была она, — Шередан — которая пусть и вызывала некую неприязнь, требовала к себе уважительного обращения, на которое раздосадованная лошадка была едва ли способна. Гнедая особа пошла навстречу и была очень удивлена той компанией, в которой ей было суждено оказаться — верхушка, которая якобы держала в своих копытцах все бразды правления табуном Духа Заката, была представлена здесь практически в полном комплекте и было абсолютно ясно, что они собрались здесь для решения каких-то своих дрязг, о которых Вахтанга боялась даже думать:
— Здра-а-авствуйте, — тихонько протянула она, сдерживая в себе желание развернуться и уйти, предпочитая смотреть поверх всех этих знакомых голов, сохраняя видимое спокойствие, — Надеюсь, вас потревожила?
«Думаю, выдержка сейчас достаточно дорого стоит для того, чтобы быть случайно оценённой? — хмыкнула она мысленно, а затем мгновенно растеклась, затыкая неловкие попискивания. — Что я тут делаю?.. Что я тут забыла-а-а?» Эта встреча, к сожалению, так же, как и столкновение с ракитником, не входила в её дневные планы. Если честно, то Вахта просто пришла освежится, чёрт возьми!

Том вяло уворачивался от ножек Ламеля, как-то резко потеряв интерес к безрезультатным разборкам, будучи уже не первым в этом вопросе на поляне. Вороную так достало обсасывание какой-то херни, что она уже была готова сказать пегому «да и черт с тобой, только отвали». Арабка надменно смотрела на Тома, продолжая ограждать Ламеля от сумасбродных нападок. Каурый же жалобно, обнажая свою еще детскую натуру, что-то тихо прощебетал, выражая, видимо, мелкую обиду, но Шер было не до мелочных проблем жеребчика – ее ушки были во всем внимании к Тому, - В управлении табуном нужно не только физическое, но и интеллектуальное начало. И так любимая философами длительная пауза, приобщающая к стопроцентной концентрации и вниманию, но Дана дико скучала, и такие застои были чреваты зевком. - Одной физической силой ты только распугиваешь лошадей. А остальных злишь. Я посмотрю, как Ламель защитит тебя от армии разъярённых. Он со мной-то справиться не в состоянии. Кобыла слегка склонила голову направо, – Ты за Ламеля не переживай, и за меня, сама разберусь. Шерри добродушно улыбнулась, поражаясь глупости Тома в отношении жизни вороной. - Короче. Мы управляем вместе. И вместе ставим табун на ноги. Продолжая улыбаться всей душой, Дана с каждой секундой осознавала повальность этого союза. – Не думаю. Чуть тихо и скромно произнесла Шер, не теряя твердости в голосе. - Да ты старая заноза в заднице, однако! Провыл Ламель где-то сбоку, буравя Шер озадаченным взглядом. Фразы были брошены уже в спину пегому, который уверенно шагал к реке. Услышал он – или нет, значения не имело, Тома, видимо, содержание ответа вожачки не волновало. Но к чему тогда такие разговоры, если ты просто берешь – и уходишь, обрывая диалог на самом интересном месте?
Каурый коснулся своей горячей головой прохладной тонкой шеи Шередан, на что она сильно вздрогнула, поднимая на него большие черные глаза, выражающие вселенскую скорбь и грусть. – Бороться с ним – неблагодарное дело, пусть живет тут, но к делам табуна и близко не подходит. Жеребчик проигнорировал заключение вороной, но абсолютно точно его услышал, ибо взволновался, как стихия, и утек подальше от раскаленного воздуха. Вороная долго провожала его взглядом; от бессонной ночи веки опускались ниже, на глаза, придавая морде надменно-серьезное выражение. Каурый всей своей мощью завалился на беззащитную землю, и Дана, недовольно взмахнув хвостом, развернулась к призрачно подающей надежду реке.
Арабка приметила купающегося Тома, и задумчиво наблюдала за его подбитым телом. Она совершенно не замечала сливающуюся со стволами красную фигуру, стремительно приближающуюся к границам Заката. Шередан копалась в своей голове, осознавая теперь невозвратность своих действий. И только шумные всплески воды отвлекли каждую из трех лошадей к новоиспеченному объекту. Это был оглушительный успех привлечения внимания, и вожачка, в который раз за этот длинный день, недовольно нахмурилась. Шер не шелохнулась и тогда, когда лошадь пересекла широкую реку, и без тени сомнения пошла лоб в лоб на вожака.
И все же хищная натура Даны не могла долго спать под предлогом умственной деятельности, и вороная, прижав подбородок к шее, сокращенной и напряжённой трусцой, сопровождаемой тонким фырчанием, не позволила вторгнуться в свое личное пространство, проделывая совершенно обратное. Кобыла остановилась в метрах полутора от гостьи, продолжая манипуляции со своим телом. — Здра-а-авствуйте С некоторым повиновением протянула красная кобыла, на что Шередан расправила свое сжатое, как пружина, тело, и, повернув голову чуть влево, тщательно исследовала прелестную правым глазом. Надеюсь, я вас не потревожила? Прощебетала новобранница, видимо, у кого-то наконец выудив, как правильно стоит общаться с вороной кобылой. Шер ухмыльнулась, окончательно расслабляясь: - Вахта, как патрулирование? Спокойно говорила Дана, сдерживая радостные порывы от вновь и вновь прибывающих лошадей. Кобылы сейчас были заключены между Ламелем, находящимся позади Шер, и Томом, бороздящим реку. – Никто тебя не обижал? Ухмылка приобретала злобный оскал, Шередан выводила красную на эмоции. Вахта была отправлена на самые дальние границы пару месяцев назад, и, видимо, она выведала там нечто интересное, и припозднилась. Шер не забывала периодически поглядывать на совершенно потерявшего бдительность Тома. Жеребцы разошлись словно на отдых после первого раунда, готовые схлестнуться с новой силой. Но пока была небольшая передышка – ей надо было воспользоваться.
Неподалеку справа, в начинающемся лесу, заскрипели стволы деревьев, да так громко, что Шер в ту же секунду охватила легкая паника, и она молниеносно повернулась в сторону звука. Ей уже посчастливилось слышать это – гуляющий медведь, возлюбляющий все ягодные кусты в округе. Тело вороной ощетинилось, она прижала уши, и пригнувши голову к земле, вдыхая запах чужого, Шередан властной рысью направилась отстаивать свои земли. - Вахта, за мной. Твердо прорычала кобыла, желая наконец узнать, что это за кобыла-то такая.

Наконец ситуация позволяла разобраться и рассмотреть тех, с кем Вахте пришлось иметь честь познакомиться или увидеться сегодня. Пусть имена редко задерживались в её лёгком разуме, образы навсегда оставались в виде расплывчатых пятен перед ясным взглядом. Она щурилась и — будь её воля — вытянула бы шею и бессовестно шумно потянула воздух носом, но при вороной властительнице земель Духа Заката красное существо смущалось со свойственной ей открытостью знакомиться с новыми обворожительными личностями. Да и не время было. И не место в том числе. Знакомые силуэты действительно мелькали в воображении, она искала имена в своей памяти с ощутимым усилием, как если бы это было пособие по выживанию, затерявшееся на самой верхней запылившейся полке. А потом, похоже, отвлеклась.
Шередан находилась в компании двух жеребцов, которые, похоже, не сошлись во мнениях на определённой точке — пегие бока слегка «подбитого» коня, выходящего из воды на галечный бережок говорили о том, что здесь произошла какая-то коротенькая и явно несмертельная стычка. Она с интересом глянула на каурого и более молодого участника событий, находящегося чуть поодаль, а затем мгновенным вздёргиванием головы отвела взгляд — флиртовать на глазах у самой главы табуна было неразумно. Вахта испытывала лёгкий страх, который заключался скорее в собственной незрелости: по собственной глупости или случайности, она боялась сделать что-то противоречившее установкам вожака. Красной лошадке не хотелось нарваться на немилость Шередан, на её зубы и аккуратные маленькие копыта — она не была уверена, что выйдет из такого столкновения в целости и сохранности. Вороная кобыла не отличалась ни терпением, ни хладнокровностью, и, если честно, Вахте нравилось думать о своём вожаке, как о той сильной натуре, запечатанной в грациозное тело арабской породы. Эта похвально матёрая особа не заслуживала уважения, она его брала, зажимая в челюстях и вытягивая даже из самого непокорного сердца всякое неповиновение. Её поведение шло в рознь с утончённым образом, Вахте казалось, будто что-то свыше дарует ей сил идти вперёд, нести тот жезл власти в стальной хватке.
Вахта никогда не вставала наперекор, не противилась и не поносила законы вороной кобылы, потому что пресловутая «тирания» пугала её неизменно сильно, хоть она не имела счастья встречаться с жестокосердной властью лицом к лицу. Возможно, это был самый верный способ управления всеми делами табуна, потому что практически ни у кого не осталось сомнения в силе и влиянии Шередан, — пусть и отрицательном влиянии — но широком, раздутым до самых границ сея Вселенной. Она во всём полагалась на вожака, как, впрочем, и все остальные члены этого закатного шабаша — иначе быть просто не могло. Она не отдаст свою власть просто так. Это восхищало Вахту, и будь она слегка посмелее, то ставила бы наставницу закатных себе в недосягаемый пример.
— Вахта, как патрулирование? — обманчивое спокойствие в голосе вожака разрослось в некой угрожающей ухмылке. Вахта попятилась, заводя голову назад, смиренно опустив взгляд к земле, а если быть точнее — прямо к ногам вороной особы, — Никто тебя не обижал?
— Я заметила несколько запахов… Несвойственных для ваших земель, — «ваших» земель. Согласитесь с тем, что это вызывало улыбку, по крайней мере на устах Вахты расцвело что-то дурное, что она мгновенно стёрла с лица, как назойливое пятнышко, — Но я не встретила никакого сопротивления со стороны.
«Всё ли в порядке?» — думала красная лошадка, переминаясь с ноги на ногу. Она боялась свой плане не выполнить, потому что патрулирование границ в дальних землях было делом не самого лёгкого разряда, она, возможно, не обладала нужным количеством знаний… Что-то в этом роде. Всё ей постоянно казалось, её шкурка беспокойной вздрагивала, задрожала жилка на шее. Вахта готова была заново обойти всё от и до, только бы в покое прожить остатки своей бренной жизни. Как оказалось, это её сделать с чистой душой не удастся.
Со стороны леса доносился запах, Вахта сказала бы «смрад», если бы не манеры. Глаза за секунду выхватили из зарослей малинника чёрное, косматое и живое создание, которое очень опасно подтягивалось ближе к присутствующих лошадям. Под широкими лапами ветки хрустели так, словно они были сухими щепками. Древесина горящей конюшни, ей казалось, трещала от огня точно так же. Кобылка съежилась, застыла на месте от внезапного холода, пробежавшего от затылка до основания хвоста, неприятные воспоминания щекотали разум, прежде светлый, а сейчас — туманный. От этого существа несло смертью, причём скоропостижной и болезненной.
— Вахта, за мной, — красная лошадка чувствовала себя микроскопической, безвольной и тряпичной куклой. Конечно она пошла! Раздувая ноздри, сворачивая свою шею в баранку туго натянутых мышц, упираясь бархатным носом в широкую грудную клетку, но пошла так, будто её утягивают чьи-то мощные путы. Нужно было собрать всю свою волю в кулак, и она судорожно искала в своей душе храбрость и, не представляете, нашла. За Шер она шла осторожно, не привлекая внимание, находясь примерно на расстоянии лисьего хвоста от вороного крупа.
— Шередан! — окрик пегого жеребца послышался откуда-то из-за спины, опасливо зашевелились кусты, медведь поднял голову, наконец обнаружив своих гостей, он осматривал свои территории, водил ушами, точно охотничий пёс, коих иногда люди приводили в конюшню.  — Ты думаешь, я разрешу этой кобыле остаться на нашей территории?
«Если бы ты заткнулся, то сделал бы нам великое одолжение, не привлекая много внимания», — с изрядной злобой она проговорила это внутри себя, не спуская глаз с медведя. Страх туманил голову лучше всего, она словно чувствовала над собой угрожающий плоский конец короткого хлыста. Выяснять отношения сейчас? Да это же просто самоубийство! Лучше просто долго и навязчиво игнорировать, пока угроза не отступит сама собой.
Это последний раз, когда она выставляет себя в глупом положении!

Донесения Вахты были бесполезны – ничего ценного и нового она не сказала. Может, не умела заинтересовать словом – приукрасить, изменить интонацию, мимику. А может, и правда, ее затяжная командировка стала бессмысленной. Шередан даже немного пожалела, что отправила ее на границу, потому что вороная лишь потеряла время и ресурсы в виде красной. Вахта без колебаний слушалась Шер – отважная молодая кобыла на глазах превращалась в хищницу и принимала медвежий вызов. Со стороны две лошади смотрелись просто шикарно – вырывающаяся нежная, из-под переливающихся мускулов на солнце, грация, любому бы вскружила голову. Кобылы быстро приближались к громадному зверю, Шер ни на секунду не сомневалась в верности своего решения, ведь ей нужно показать своим лошадям смелость и готовность на все.
Хотя и страх Вахты неприятно залезал в подкорку, пытаясь приобщить к себе и вороную. Дану от настигающей эмоции спас крик Тома. Она так резко остановилась, что Вахта прижалась своей грудной клеткой к крупу Шередан. Арабка недоуменно покосилась на красную, тут же поворачивая голову к пегому, и, с абсолютно чистым и открытым взглядом внимала его речи. - Ты не думаешь, что это не лучшее время для таких разговоров? Поинтересовалась вожачка, чувствуя некое замешательство жеребца.
Треск ни в чем неповинных кустов заставил Шер прижать уши и взять медведя в свое поле зрения. Глупо, конечно, отвлекаться на бестолковые речи пегого, но это же Шередан – ей необходимо быть центром везде и всюду одновременно. Красная по-прежнему сохраняла нездоровую дистанцию, но на данный момент приоритет имели другие вещи. Бурый выдвигался из леса, ощущая в себе силы завалить четырех крепких лошадей. Что же, как уже было сказано – смелость – хорошее качество.
Шередан выжидала, не отводя взгляд от сурового животного, который, в свою очередь, делал тоже самое. Том стоял подле и ничего не делал, чем еще сильней падал в глазах вороной. Ты если претендуешь на что-то в табуне – так завоюй это не словами, а действиями. А то не удостоишься хоть какого-либо уважения. Шер приподняла левую заднюю ногу, коснувшись скакательным суставом груди Вахты, прося ее отойти, ибо если медведь бросится – красная не успеет среагировать из-за спины вороной. Да, к кобылам, пожалуй, Дана предъявляла меньшие требования, бессознательно ставя «женскую солидарность» выше своих приказов.
Медведь подошел слишком близко, и Шередан надо было действовать сейчас – холодок пробежал по ее позвоночнику, плечи и бедра напряглись до каменного состояния, все готово к бурному действу. Сухая земля задрожала, и вороная кинула взгляд под ноги – мелкие камушки перекатывались с место на место, и Шер отчетливо услышала приближающийся топот. С правой стороны источником звука мог стать только Ламель – и, не успевшая повернуться в ту сторону, кобыла дернулась назад, сильно толкая Вахту задом. Ну предупреждали же. Это наш мальчик сиганул со всего размаху мимо трех лошадей – и принялся решать дела самостоятельно. От неожиданности и утробного страха от такой глупой самоотверженности, в порыве чувств, Дана заржала, пытаясь женской истерикой хоть как-то помочь Ламелю (ну-ну). Лама чуть не оседлал медведя, но с глухим ударом рухнул на землю. Вороная дернулась к нему на помощь – медведь лежал на спине и не в силах встать от столкновения с такой лошадиной тушей, лишь ревел, перевернувшись на бок. Шередан двумя длинными скачками подлетела к жеребчику, хмуро сводя брови от увиденного располосованного бока. Секундное колебание от жалости к своей лошади – и Шерри, подкинув мощный зад в воздух, точным выпрямлением задних ног, отправила медведя почивать к своим родственникам. Грустный хрип вырвался из его груди – и бурый окончательно свалился на бок. Ламель с трудом встал, покашливая, прошел мимо Даны, пачкая ее шерсть багровой кровью. Кобыла стоически выдержала это неприятное прикосновение, и, высоко подняв голову, молчаливо проводила жеребчика взглядом. Он оповестил о своем намерении отдохнуть – и Шер была не против, - слишком многое на него взвалилось за несколько дней пребывания в табуне Духа Заката.
Шередан была не сторонницей убийств. Покалечить, припугнуть, да, но не лишать жизни. Этот медведь не заслуживал такого обращения, но жеребчик посчитал, что это наиболее правильное решение проблемы. Позже вожачка поговорит с ним об этом, и подробней объяснит, чего нельзя делать в ее табуне. Вороная подошла к двум лошадям, смотря на Вахту, и, не отрываясь от нее, бросила Тому: – Ты же собирался куда-то? Шер была не намерена больше тут задерживаться – лучше пойти искупаться и смыть с себя этот день. – Вахта, надо посетить озеро. Заодно и расскажешь, что же за чужие запахи мерещились тебе на границе. Приказала вороная, как-то незаметно подмигнув красной, и приулыбнувшись ей. И все-таки возраст меняет – Шередан с каждым годом топилась, словно масло.

===> Кристальное озеро